— Самый старый наш снимок, который я сумел отыскать, — пояснил он.
Перевернул лист и продолжил комментарий:
— Вот на этой мы с тобой в Новый год, не помню какой, но нам тут и десяти еще нет, это точно. По-моему,
это тот год, когда я подарил тебе медальон.
Сьюзен расстегнула пуговичку на блузке и достала висящий на цепочке медальон с изображением святой Терезы, с которым никогда не расставалась. Перевернув еще несколько страниц, Сьюзен перебила Филиппа:
— А тут нам по тринадцать, это в саду твоих родителей. Я только что тебя поцеловала, и не только губами,
а языком, и ты мне сказал: «Какая гадость!» Это был наш первый поцелуй. А вот здесь мы двумя годами поз
же, и тут уже я сочла отвратительным твое предложение спать вместе.
На следующей странице Филипп снова перехватил инициативу:
— Зато год спустя, после вот этой вечеринки, если память мне не изменяет, ты уже вовсе не считала это
отвратительным.
Каждый квадратик глянцевой бумаги хранил в себе частичку их общего детства. Сьюзен остановила Филиппа:
— Ты проскочил целых полгода. Разве нет фотографий с похорон моих родителей? А ведь именно тогда, как мне кажется, я сочла тебя страшно сексуальным!
— Ну и шутки же у тебя, Сьюзен!
— А я не шучу. Да, тогда я почувствовала, что ты сильней меня, и это очень меня поддержало. Знаешь, я никогда не забуду…
— Перестань…
— …что это ты сходил и принес мамино обручальное кольцо во время бдения.
— Ладно, может, сменим тему?
— По-моему, это ты ежегодно напоминал мне о печальной дате. И на целую неделю становился таким внимательным, заботливым и предупредительным в каждую годовщину несчастного случая.
— Давай поговорим о чем-то другом?
— Валяй, переворачивай страницу, будем стариться дальше.
Он замер и посмотрел на нее потемневшими глазами. Улыбнувшись, она продолжила:
— Я знала, что это эгоизм с моей стороны — позволять тебе провожать меня.
— Сьюзен, зачем ты это делаешь?
— Чтобы мечта стала реальностью. Я не хочу закончить как мои родители, Филипп. Всю свою жизнь они только и делали, что выплачивали кредиты. Чего ради? Чтобы погибнуть, впечатав в дерево классную тачку, которую только что купили? Вся их жизнь уместилась в две секунды вечерних новостей, которые я смотрела по отличному, правда, еще не оплаченному, телеку. Я никого и ни за что не осуждаю, Филипп, но я хочу другого, и, заботясь о людях, я чувствую себя живой.
Он растерянно глядел на нее, восхищаясь ее решимостью. После несчастного случая она изменилась, словно ее годы пронеслись галопом, как карты, которые для быстроты сдают по две. Сьюзен уже не выглядела на свои двадцать один — разве что когда улыбалась.
Правда, улыбалась она часто. Закончив начальный цикл в колледже и получив диплом гуманитарного училища, она вступила в Корпус Мира, гуманитарную организацию, отправляющую молодежь в бедствующие страны для оказания помощи.
Менее чем через час она на два долгих года улетит в Гондурас. За несколько тысяч километров от Нью-Йорка, по другую сторону экватора.
На берегах залива в Пуэрто-Кастилье, да и в Пуэр-то-Кортесе тоже, все, кто собирались заночевать под открытым небом, отказались от этой идеи. К концу дня поднялся ветер и дул все сильнее и сильнее. Никто не беспокоился. Не в первый и не в последний раз надвигался тропический ураган. Жители привыкли к ливням, частым в этом сезоне. Казалось, день угас несколько раньше, и птицы скрылись кто куда — верный знак грядущей непогоды. Ближе к полуночи взметнулись в воздух клубы песка, повиснув над землей темной тучей. Волны стремительно нарастали, заглушая крики людей, закреплявших лодки у причалов.
Небо рассекали вспышки молний, а кипящая белой пеной вода опасно кренила и раскачивала понтоны. Под натиском волн суда с треском стукались друг о друга. В 2 часа 15 минут тридцатипятиметровое грузовое судно «Сан-Андреа» оказалось выброшенным на рифы, в его борту по всей длине образовалась пробоина, и оно затонуло за восемь минут. В это же время в Эль-Голасоне, маленьком аэропорту
Ла-Сейбы, серебристо-серый DC3, стоявший возле ангара, внезапно взлетел и приземлился у башни контроля за полетами. Пилота на борту самолета не было. Оба пропеллера погнулись, а корпус разломился пополам. Несколькими минутами позже перевернулся набок грузовик-цистерна, и от искры вспыхнуло горючее.
Филипп накрыл рукой руку Сьюзен, перевернул и погладил ее ладонь.
— Я буду очень по тебе скучать, Сьюзен.
— Я тоже… очень.
— Я горжусь тобой, хотя мне и не нравится, что ты вот так меня бросаешь.
— Замолчи, мы ведь договорились, что не будет никакого нытья.
— Не требуй невозможного!
Склонившись друг к другу, они почувствовали, как грусть расставания примешивается к счастью девятнадцатилетней дружбы, вместившей в себя почти всю их жизнь.
— Ты будешь давать о себе знать? — спросил он тоном маленького мальчика.
—Нет!
— Будешь мне писать?
— Как по-твоему, могу я получить мороженое? Обернувшись, он позвал официанта. Тот подошел,
и Филипп попросил принести два шарика ванильного мороженого, посыпанных миндалем, политых жидким шоколадом и карамелью. Именно такое мороженое предпочитала Сьюзен, она было самым ее любимым. Сьюзен взглянула ему в глаза:
— А ты?
— Напишу, как только у меня будет твой адрес.
— Я не об этом. Ты решил, чем будешь заниматься?
— Два года в «Купер Юнион», а потом попытаюсь сделать карьеру в каком-нибудь крупном рекламном агентстве.
— Значит, решения ты не поменял? Какую же глупость я сказала! Ты же никогда не меняешь своих решений!